Бритни остановилась у железных ворот и окинула взором владения больницы. Перед ней расстилалась широкая асфальтированная дорога, которая через двести метров делилась пополам, как бы заключая здание больницы в объятия. По обе стороны дороги стояли лавочки с деревянными сиденьями, покрытыми темным лаком. У каждой скамейки было по две клумбы с яркими однолетними цветами.
У главного корпуса работал фонтан, вода в котором под июльским солнцем переливалась всеми цветами радуги. Казалось, что любой отчаявшийся пациент, увидев этот фонтан, поверит, что жизнь прекрасна, что он способен победить свою болезнь.
Бритни шагнула на асфальтированную дорогу и направилась к главному корпусу, чтобы узнать, в каком отделении и палате находится Мила Лагадан.
Зайдя в прохладное помещение, она немного растерялась. В холле было много народу. Врачи в голубых халатах с желтыми папками под мышкой бегали туда-сюда. Пациенты неспешно прогуливались по коридорам больницы: одни в гипсе, другие в марлевых повязках, третьи в инвалидных колясках.
И тоска… повеяло какой-то тоской. Сердце у Бритни сжалось, и ей стало дурно. Ее затошнило от суеты и спокойствия одновременно, от запаха медицинского спирта и аромата цветов, от жалости к самой себе и от саднящего душу стыда за то, что она все-таки решила ворваться в жизнь Милы Лагадан и проверить, действительно ли ей так плохо.
Кое-как она добралась до кожаного кресла, стоявшего напротив справочной, и села.
Закрыв лицо ладонями, она представила себя на месте Милы.
Что за черт? Зачем я это делаю? Да какая разница, как я поступаю! Мне просто нужно знать, мне просто нужно видеть, как Джим к ней относится. Вдруг он лжет мне? — пыталась поговорить со своим внутренним голосом Бритни. Но он молчал, молчал так же, как и ее совесть.
Она выпрямилась, сделала глубокий вдох и встала с кресла. Только она хотела спросить, в какой палате лежит Мила Лагадан, как услышала за спиной разговор и замерла на месте.
— Доктор Манрес, миссис Лагадан положили в «4 G». Кстати, к ней пришел муж, — обратилась медсестра к мужчине в голубом халате.
— Хорошо, я скоро буду, — ответил он и подошел к справочной, бросив на Бритни заинтересованный взгляд. — Вам помочь? — спросил он у нее.
— Нет, спасибо! — отказалась Бритни и улыбнулась.
— Вы уже знаете, в какой палате ваш родственник?
— Уже знаю, — ответила она, продолжая сиять довольной улыбкой. — До свидания, — бросила она на прощание. Почему-то Бритни была уверена, что больше никогда в жизни не увидит этого дотошного испанца, и направилась к корпусу «G».
— Не забудьте взять накидку на проходной! — крикнул ей доктор Манрес и убрал руки в карманы халата. — Странные глаза у этой женщины, — шепнул он регистраторше из справочной.
— А что странного? — удивилась та и поднялась над стойкой, заваленной бумагами.
— Не знаю, растерянные такие. Чувство безысходности, страх…
— Может, родственник тяжело болен, — предположила регистраторша.
— Все возможно. — Врач отвел от быстро удалявшейся Бритни взгляд. — Дай-ка мне лучше историю болезни Милы Лагадан!
Глядя на свое отражение в зеркалах, которыми была обита вся кабинка лифта — исключение составлял только пол, устланный серым линолеумом, — Бритни пыталась разобраться в себе. Ее обрадовало, что в лифте она одна и поэтому у нее есть немного времени вызвать свой внутренний голос на беседу.
Бритни спросила себя: искренне ли она верит, что Джим Лагадан по-настоящему любит ее? Что его интересует не только интимная близость, острые ощущения, а сама Бритни? Что его интересует ее мнение, желания, чувства? Или это лишь ширма? Или он любит только самого себя?
Она не могла найти ответ на эти вопросы. Ей хотелось верить, что она любима и желанна. Но тогда почему полгода назад, когда она попала в больницу из-за перелома лодыжки, Джим ни разу не пришел навестить ее. Он высылал ей только цветы — без подписей, без открыток. Она, конечно, знала, от кого эти букеты, они были ей приятны, но все же хотела увидеть самого Джима, почувствовать тепло его губ и объятий, а вместо этого у нее на тумбочке стояли колючие розы — это все, чем мог тогда порадовать свою любовницу Джим Лагадан.
Двери лифта разъехались в разные стороны и некоторое время оставались открытыми. А Бритни все стояла у зеркала и думала, что она никому не нужна в этом мире.
Выйдя из лифта, она прошла через проходную, захватила белую накидку и бахилы, потом спустилась по лестнице на этаж ниже, пересекла зимний сад и оказалась в нужном ей корпусе «G». Она боялась только одного: столкнуться с Джимом и Милой. И поэтому осторожно, присматриваясь издалека к каждому прогуливающемуся по коридору пациенту, она неспешно передвигалась к палате номер «4».
Острые шпильки прорвали бахилы и предательски зацокали в самый неподходящий момент, когда Бритни Пэм подкралась к открытым дверям палаты Милы Лагадан.
Затаив дыхание, она прислушалась к разговору.
— Ты рад? — послышался голос Милы.
Чему рад? — не поняла Бритни. Тому, что его любимая женушка в больнице и у него вагон времени на развлечения с любовницей? А может, это слова упрека? Нет, Мила сказала «ты рад?» очень нежно и ласково. О чем же речь?
В палате раздались шаги. Видимо, Джим подошел к открытому окну.
Бритни сразу решила, что окно открыто. Уж больно слышны были моторы проезжавших мимо больницы машин, голоса с улицы, плеск фонтана, который должен находиться под окнами палаты Милы.
— Я не ожидал, — шепотом произнес Джим и кашлянул в кулак. Видимо, он был чем-то озадачен.